Я так хочу. Новая глава.

                                            Фото: http://weheartit.com/entry/49802944/via/fabiana_vd

"Рядом с ним выживают только подобные фанатики, а ещё паразиты, которые кормятся объедками с его стола, наподобие рыб прилипал. И ущербные вроде неё, которые не горят, а только отражают".

предыдущая глава

Глава 41

Лина помогала Ту хозяйничать в маленьком доме: кормить на заднем дворе кур с поросятами, развешивать на верёвке выстиранное бельё. Она следила, как девушка метёт крыльцо, чистит хлев, они вместе стряпали ужин. Лина училась готовить деликатесы южных провинций. Копируя движения ловких пальчиков, неуклюже заворачивала рис с утиными яйцами в банановые листья для пирогов Баньет и красиво накрывала стол, укладывая между овощами и соусами лепестки розовых лотосов.

Дождливый день сменяли короткие сумерки. Удушливая темнота, вязкая как вьетнамский кофе, вползала в открытые ставни, обесцвечивала кисти по сторонам голубой пиалы и пятна увядших цветов. Сидя напротив, Ту маялась, ей недоставало телевизора и подруг.

– Поздно уже. Иди к отцу.

Лина отпускала девушку в деревню. Убирала нетронутые тарелки, мыла посуду и принимала таблетки: две красных, зелёную и синюю. Застилала матрас свежими простынями и вглядывалась в завешенное марлей незрячее окно, пока не смыкались веки. Тревожный сон наваливался, как бесформенное слизкое животное, и не приносил облегчения. Лина мучилась духотой, насекомыми, лезущими в москитную сетку, и кошмарами.

Возвращается ли Берри домой? Лина не знала. Она переворачивала постель вверх дном, затягивала в узлы волосы, раздирала белье и расшвыривала подушки – определить, сколько демонов провели с ней ночь, было не возможно. На рассвете будил крик петуха. Двор наполнялся суетливой жизнью, но в доме стояла тишина. Потом приходила Ту.

Лина силилась вспомнить, когда гитара возвратилась в шкаф? Прошлым утром? На прошлой неделе? Она путалась в днях, но плакала уже реже. Три белых пилюли заменили завтрак. Они расслабляли и успокаивали, помогали шагнуть в очередные сутки, несущие маленькие радости. Например: обнаружить на топчане пропитанную потом футболку и заляпанные грязью джинсы.

Значит, приходит...

Лина стирала мужскую одежду на крыльце в жёлтом тазу. Проходила коричневым обмылком по каждой складке, долго полоскала в воде. Как злая собака, яростно отгоняла девчонку. Дико выкатывая глаза, та норовила умыкнуть её сладкую косточку. Лина не знала, хочет ли объяснять Ту, что только это, и мелькавшая в дыму фигура – всё, что ей принадлежало.

Лина засмеялась. Представила, как на пальцах объясняет маленькой вьетнамке, почему муж с ней спит. Или не спит?.. Смешок застрял поперек горла. Она достала из серой пены майку, ткнулась лицом. Что можно объяснить?

Невзирая на молчаливое согласие не приходить, Лина простаивала у серебристого фургона часами. Ветер сушил волосы, солнце оставляло на коже волдыри. Она ждала перерыва в съёмках. Оставляла на ступеньках завёрнутые в полотенце сандвичи из французских булок и американо в термосе. Спускаясь с холма, Лина улыбалась, зная – Крис пьёт сваренный ею кофе. Видела, как он отказывается от густого варева, который разливают на походной кухне вьетнамки.

Местные жители свыклись с Линиными ежедневными прогулками вдоль деревни. Перестали впадать в оцепенение, завидев, только поднимали головы. Взгляд необычных глаз прилипал как банный лист, а руки сортировали рыбу, пололи огороды и собирали фрукты с деревьев. Утренний улов из жёлтого озера томился по дворам в плетёных корзинах. Над хижинами висел невыносимый запах. Дух готовившегося под солнцем рыбного соуса безмолвно провожал Лину к холму и обратно.

Среди десятка лиц, мелькающих на съёмочной площадке, первыми Лина выделила актёров и каскадёров – по самой грязной и оборванной одежде. Иногда путала с плотниками и монтажниками, но приглядевшись, все же замечала, что форма последних несколько чище. Художника картины – седобородого старика – запомнила по разъеденным краской ладоням и скабрёзным шуткам. Рослый финн – издающий клич викинга при встрече – оказался не телохранителем или охранником, как думала Лина, а оператором-постановщиком. Ассистентов, декораторов, координаторов, гримёров – тонких, миловидных азиатов со стаканчиками кофе и рациями – Лина не научилась отличать. Она ни с кем не разговаривала, не знакомилась, не искала общения, иногда не раскрывая рта по нескольку дней.

Солнце стояло в зените. Заливало сухим пламенем вытоптанную сотней ног площадку позади расставленной техники и спин съемочной группы. Второй режиссёр повернулся в раскладном кресле. Спустил с обгорелого носа зеркальные очки и уставился на Лину. Полный немец с бульдожьей челюстью сузил голубые глаза, махнул рукой, подзывая. Она не сдвинулась с места, привычно подпирая бетонные блоки в тени эвкалиптовых деревьев. Матерясь, как коренной житель Бронкса, Маркус Гайер толкнул в сторону дольщика, прокладывающего в пыли рельсы, схватил Лину пониже локтя.

– Да-да-да! Именно! То, что нужно! – он смахнул с её лба волосы, собрал пальцами на затылке. – Знаю, как использовать её в следующем эпизоде! Отведи её к Фло, пусть выдаст форму медсестры! – крикнул курившему под зонтом ассистенту.

– Займись своим делом, Маркус.

Берри вырос позади квадратной фигуры, держа ладони в растянутых карманах потрепанного комбинезона.

– Послушай, Кит, я должен снять эти глаза! Ей ничего не придётся делать! Просто пялиться в камеру, как сейчас! Уверяю, будет потрясный кадр, зрители обрыдаются! Я решил…

– Решать не твоя задача, Маркус. – Кристофер смотрел на Лину.

Она не вникала в спор, не чувствовала ногти Гайера, впившиеся в предплечье. Взгляд гулял поверх мужских макушек, взбирался по ступеням изумрудных террас. Горный пик опасно упёрся в рыхлое месиво туч. Она понимала, что это значит.

– Дождь пойдёт, – указала в небо.

– Возвращайся домой, пока не схватила тепловой удар, – произнес Берри. – Отвези её, Нунг.

     Лина опустила голову и потёрла руку, побрела за миниатюрным тайцем к стоянке мопедов. Лопатки царапали любопытные взгляды. Приглушенные смешки обернулись молчанием. С этого дня к Лине перестали обращаться. Исчезла непринужденная болтовня, шутки. Мужчины прекратили беззлобно подтрунивать и посвистывать вслед. Вакуум шатался за ней по площадке, словно прозрачный зорб.

     Лопасти завертелись быстрее. По взлётной площадке разметался мусор, поднялась пыль, чахлые кусты прижались к земле. С высоты облюбованного Линой плато все казалось игрушечным, вроде монументов в парке миниатюр. Эта мысль ей нравилась. Успокаивала, как синяя таблетка. Вытянув ноги в сухой траве, Лина упиралась ладонями за спиной. Прищуренные глаза рассматривали темно-зеленую жестянку, похожую на огромную стрекозу. Лина не слышала, что прокричал Берри своим спутникам. Застегнув на груди карабины парашюта, он помог оператору, согнутому под тяжестью камеры, забраться внутрь вертолета и прыгнул следом.

     Сквозь овальные листья тикового дерева и белое кружево цветов, она проводила взглядом серую точку. Набрав высоту, вертушка скрылась за горным хребтом. В ущелье звонко свистнул улар. Лина вытянулась в траве. В кожу впились мелкие камни и сучки. Пальцы смяли красноватую землю, обламывая шапки диких цветов.

   Лина не слышала и не хотела слышать последние слова Берри. Каждые подобные приготовления, что стоять на краю скользкого утеса с завязанными глазами и ждать. Без бинокля и рации исход очередных каскадёрских трюков, выполняемых Берри самим, она узнает последней.

     – Пусть выйдет с первого раза, – подумала вслух.

     В способности Берри сигать с парашютом весь день, она не сомневалась. Дубль за дублем... Пока секундный кадр не удовлетворит раздутый перфекционизм продюсера, режиссёра, сценариста, композитора и главного актёра в одном худом теле со стальной сердцевиной.

Кристофер требовал от команды всех физических и душевных сил. Лина видела, как вытягиваются лица съемочной группы под взглядом красивых глаз, как раскрывают рты умудренные опытом осветители, звукооператоры, инженеры, словно юнцы массовки, слушая очередной дерзкий план. Берри давал один шанс проявить себя. Об этом знал каждый.

Непрестанные ливни сменились засухой. Нескончаемый солнцепек. От духоты темнело в глазах, затылок покрывался ледяной испариной. Лина едва справлялась с дурнотой, иногда теряя сознание. Но упрямо тащилась в тень эвкалиптов позади пыльного трейлера. Съёмочная площадка то там, то тут впадала в сон, проявляя активность с приходом сумерек или Берри, считающегося только с собственными планами.

Жара подтачивала силы самых крепких мужчин. Задействованные в последних эпизодах актёры страдали в полном обмундировании от дневного пекла. Они выступили с предложением – перенести съёмки на заход солнца.

– Не вопрос. Используем мощные прожектора. Сделаем полуденное освещение. Будет достоверно, – подтвердили бригадир светотехников и оператор-постановщик.

Берри слушал молча, кулак упирался в стол. На свежевыбритом лице сардонически изогнулись губы.

– Пехотинцев раздирали гранаты, решетили пули, приклады крошили черепушки, яд выворачивал нутро, зараженное мясо гнило сутками – без перерыва, кондиционеров и дублеров – очень достоверно. Флоренс, закажи боевые патроны к АК-47 и Томпсмону, и раздобудь дефолиант. А пока к нам летит Агент Оранж, используем для достоверности нервный газ.

Бордовые, потные лица актеров сникли, обветренные пальцы с грязью под ногтями комкали защитные панамы.

– Девочки, у вас время до вечера собрать манатки и покинуть лагерь. – Крис вернулся к просмотру чертежа, дал знак пиротехнику:

– Хорошо, закладывайте взрывчатку. Блокгауз должен рухнуть здесь, – он ткнул линейкой в план.

В конце дня съемочную площадку не покинул ни один актер. Команда приступила к работе согласно графику. Трудились собрано и слаженно, чтобы свести к минимуму негодный материал. Поблажек больше не просил никто.

– Кит! Смотри, эти кадры дешевле снять в павильоне. Я уже говорил со студией, они готовы сотрудничать, – нагоняя стремительную фигуру, Маркус Гайер стучал карандашом по режиссерскому сценарию.

– Выбились из сметы?

– Нет.

– Отстали от графика?

– Обскакали, шайсэ, на сутки!

– Хорошо. Перепиши календарно-постановочный план.

Гайер застонал и клацнул челюстями.

– Ладно... Так что с моим предложением? Сэкономим?

– Сэкономим. Снизь расходы на компьютерную обработку. И проживание. На пять процентов.

– Но... А, ладно! Думаю, смогу... Кит, ещё вопрос?

– Выкладывай, – подняв голову к палящему солнцу, Берри широким шагом огибал склад декораций.

Зарывая ступни в мягкий песок, выгруженный грузовиком под навес, Лина проводила Маркуса сочувственным взглядом. Короткие ноги толстяка месили сапогами пыль, стараясь не отставать от босса. Работать с Берри так же, как любить, – думала она и сочувствовала всем людям, которые живьем поджаривались в долине. Жалела Маркуса, и жалела себя.

В субботу съёмочная группа оседлала байки и рванула с проселочных дорог к настоящей автостраде. После изнурительной недели ужин в караоке баре вылился в традицию. Берри редко принимал участие в этих поездках. И ещё реже брал Лину с собой, точнее не прогонял, когда замечал вдруг. Он протягивал ей второй шлем и садил позади себя на опасно мощный хромированный Харлей. Лина без страха обнимала мужа за талию, привыкнув, что Берри сдерживает норов железного коня и собственные порывы. Они ехали не быстрее тридцати миль в час, замыкая колонну.

До ближайшего в округе ресторана, предлагавшего посетителям меблированные комнаты и массаж, добирались час. Деревянный узкий дом высился над кромкой оливково-зелёной воды, упираясь сваями в коричневый берег круглого озера, заросшего бамбуком, словно гигантской осокой. Среди беспорядочно раскиданных мотороллеров и велосипедов худые мальчишки, высунув языки, усердно кололи глыбу льда. Подбирали осколки с песка и бросали в ведерки. Лестница заканчивалась открытой верандой. Двенадцать мужчин и пять женщин сдвигали столы и возбужденно галдели в предчувствии отдыха.

Заметно усталый, Берри говорил, только когда к нему обращались. Он садился в стороне от компании позади Лины или запрыгивал на перила у неё за спиной, упирался позвоночником в балку и вытягивал длинные ноги вперёд. Прозрачные глаза, выгорели до снежного цвета Альп. Они приковывались к стоячей воде, что лениво смаковала берег, задумчивый взгляд устремлялся в себя.

За тонкими перегородками местные юноши пили "счастливую воду", курили марихуану и во всю мощь лёгких завывали в караоке. Мелкие гекконы испугано разбегались по углам. Но киношники кричали много громче. Они словно сорвались с цепи, хохотали до слёз, пили пиво, тесно прижавшись друг к другу локтями. Мужчины и женщины спорили и безудержно флиртовали.

Лина не принимала участия в веселье. Не разговаривала с соседями, мало ела и не притрагивалась к выпивке. К ней привыкли и не замечали. Вокруг всегда оставалось вдоволь места. Её личное пространство лишь изредка нарушал женственный официант, когда ставил чашку разбавленного водой кофе, а после забирал нетронутой.

Пальцы стискивали пластик бутылки. Лопатки прижатые к ротанговым прутьям, обгорелые плечи и горящая макушка чувствовали позади Берри. Лина не смотрела вниз, но знала – расслабленная нога касается её кресла. Натянутый позвоночник, словно прикованный к электрическому стулу, пропускал беспрерывный ток. Гудел от напряжения, как высоковольтный провод. Краем глаза Лина видела четкий профиль, оттиснутый в воспалённом закате. Коралловые и пурпурные массивы облаков душили солнце. Короткая небесная агония. Веранду вместе с лесом, озером и пылающими щеками прятала ночь.

Лина задыхалась. С усилием обернулась и некоторое время выдерживала тревожаще-темный взгляд. В пропахшем рисом и курицей баре за тридевять земель, посреди визгливого пения, пьяных воплей и многоголосого шума острая близость с мужем затмевала всё происходящее между ними в спальне.

Подгоняя время, Лина ждала, когда муж возьмет к себе на мотоцикл и увезет домой. Она ненавидела красивого официанта, который крутился рядом. Обдавая запахом ванили, он посылал мужу откровенные знаки внимания, соревнуясь в этом с напарницей – маленькой китаянкой в обтягивающей короткой юбке. Уже дважды они подносили Кристоферу пиалы с ароматной водой, по очереди брали загрубевшие кисти и нежно омывали каждый палец. Проворные руки ласкали длинные фаланги, скользили по царапинам и мозолям, превращая ритуал в чувственный спектакль.

Лина отвернулась. Она глядела сквозь потные лица. Компания сплевывала смешки в стаканы с желтым пойлом. Киношники отвратительно играли, делая вид, что не замечают уловок официантов, выделяющих в воздух сладкую секрецию и льнущих к мужу как плотоядные цветы.

Держа керамический кувшин на вытянутой руке, девушка разливала рисовую водку в мелкие чашки. И снова склонилась над столом так низко, что Лина могла в деталях рассмотреть её бельё. Аппетитно оттопыренный зад колыхался справа-слева. Подпитые американцы пожирали официантку взглядами. Огромный финн и немец-режиссер не скрывали желания уединится с красавицей в задних комнатах. Куда смотрит Берри – Лина не знала. Она отправила в рот две таблетки и больше не оборачивалась.

Продолжение следует...

Если кто-то читает 😅😅